(←) предыдущая запись ; следующая запись (→)

личное

(Это будет очень личный пост… годичной давности. Если вы на такое не подписывались, мотайте туда (↓), там Бродского поют)

Я очень привязан к географии и искренне считаю Москву лучшим городом Земли. Совершенно не представляю, как жил бы без неё. Но иногда, когда нервы оголены, Москва становится совершенно нестерпимой.

В такие периоды я хожу по городу и ловлю флешбэки в разные периоды своей жизни, связанные с разными местами. Как собака на прогулке обнюхивает метки, так и у меня весь город помечен. Эти метки превращают любую прогулку в машину времени. Вот этот маршрут проведёт меня сначала по зиме 2010-го, затем свернёт в 2006-й, потом занырнёт в середину 2010-х. А пойди я другим маршрутом, и провалился бы в 2008-й. Город как виниловая пластинка, из которой патефонная игла моих ног извлекает слышную только мне мелодию. Какофонию. Джаз. Я не могу сказать, что синестезия это про меня (если меня спросить, я, конечно, могу сказать, какой из заборов солёный, но если не задаваться вопросом, он будет всё же серым, бетонным и в полоску). И всё же, каждый дом, каждый двор, каждый перекрёсток, иногда даже просто тип застройки ассоцирован у меня с кем-то дорогим, нередко сшит с какой-то песней, настроением, атмосферой.

Вот Гурьевская улица, по которой я не могу ездить на велосипеде, потому что фамилия Л.Г. намертво приросла к ней во время прошлых поездок.
А вот окрестность Большой Грузинской, по которой я шёл защищать К.Р. от змей, но не тех, что в соседнем зоопарке.
А в этом углу моей кафедры я узнал от М.С., что питоны на самом деле хорошие.
Тут раньше была теплотрасса, на которой Т. учил меня держать равновесие и ходить по узенькой полоске забора.
А вот дом на Воронцовом поле, на крышу которого М. подбивала меня залезть.
Или даже целый район по которому А.Ш. устраивала самопальный бегущий город.
И школьный дворик в котором я объяснялся с другой А.Ш. и пытался выяснить, почему она месяц со мной не разговаривает.
И холм рядом с прудом, на котором мы сидели с О.К. и пели Ханну Каш.
А вот и скамейка на Новослободской, на которой мы сидели с А.О., и она наивно пыталась меня смутить.
Или дворик на Новокузнецкой, в котором другой А.О. мы рассказывали, какие мультсериалы она непременно должна посмотреть.
И KFC на вокзале, в котором я сидел, провожая её.
И Сретенка, место тяжёлых дум о настоящем, больших надежд на будущее и грусти о том, что с Л.З. мы не имеем права даже дружить.
А вот Щёлковская, где я однажды отмечал Рождество с Н.М. Или МЦД Царицыно, которую я ассоцирую только с поездкой в Бутово, хотя куда чаще катался в Серпухов.

Так смешно потом будет обнаружить, что московское прозвище Н.М. отпечатается на карте Барселоны, буквально в сотне метров от её дома — на том месте, куда ноги меня привели сами — ещё до того, как я узнал адрес и посмотрел в карту.

В действительности «ноги сами привели» — это такой миф, обманка, на которую я попадаюсь раз за разом. Вместо того, чтобы договориться о встрече с NN, я, бывает, иду по в какое-то место, где NN якобы должна мне случайно встретиться. Будто повторив былой маршрут, я повторю и прошедшую ситуацию. И раз за разом оказывается, что это всего лишь «муравьиный круг», проводящий траекторию по следу давних прогулок, и который неизменно оказывается вихрем смерти, из которого муравья можно выдернуть лишь насильно.

«Запах» некоторых мест разносится на огромные территории. Вот Большой Каменный, на котором мы стояли с И.Л. и она рассказывала про то как В.А. пел ей «Восьмой причал», а ветер доносил до нас аромат шоколада с тогда ещё работающего Красного Октября. Весь длинный путь от НМУ до Новокузнецкой насквозь пропитан этим запахом. Не потому что фабрика так хорошо работала, а потому что я далеко разнёс его от моста на своих подошвах.

(1/2)