(←) предыдущая запись ; следующая запись (→)
Наблюдая за своим нежеланием эмигрировать я шутил, что похож на ту лягушку, которую постепенно нагревали, пока она не сварилась. Мне даже в какой-то момент показалось, будто я действую из состояния обречённости и смирения: всё пропало, и я не готов искать выходы. Мол «ну, в худшем случае попаду на фронт и умру».
Я! Я?! Я, который из любой ситуации может придумать по-меньшей мере 3–5 планов того, как перевернуть стол и сменить правила игры — и вдруг не видит очевидных выходов (Домодедово, Шереметьево, Внуково)?
Но нет же, о какой обречённости речь? Я совершенно не собираюсь попадать на фронт и применю для этого столько хитрости, борзости и других уровней защиты, сколько понадобится. Если мне понадобится свалить, я свалю даже после закрытия границ; нисколько в этом не сомневаюсь.
Но я не буду ради этого через колено ломать всю свою жизнь. Потому что идут они к чёрту, вот почему.
(4/n)